Ведущий научный сотрудник

А. Ю. Урманчиева

Речь на чуванском языке

Видео и аудиоматериалы с чуванской речью отсутствуют.

Чуванский язык

I. Социолингвистические данные

I.1. Существующие альтернативные названия

Термин «чуванский язык» относится к двум совершенно разным языкам. Далее чуванским языком мы будем называть родственный юкагирскому язык, на котором чуванцы, один из коренных народов Сибири, говорили еще в первой половине XIX века. Позже часть чуванцев восприняла оленеводство чукотского типа и в результате была ассимилирована чукчами и перешла на чукотский язык, сохранив, однако, этническую самоидентификацию. Другая часть чуванцев смешивалась с русским старожилами, усваивая их культуру и их язык. Они осели в Маркове и более мелких окрестных поселениях в среднем течении р. Анадырь и говорили по-русски. В результате сейчас чуванцами называют себя как говорящие по-чукотски и кочующие с чукчами потомки чуванцев-оленеводов, так и часть жителей Маркова (потомки смешавшихся с русскими чуванцев). Эти чуванцы, или, иначе, марковцы (марковские старожилы) сами называют себя чуванцами, но на протяжении истории их записывали сначала чуванцами, затем камчадалами, а затем снова чуванцами. Марковцы говорят на русском языке, их предки говорили на особом марковском говоре, который сложился на основе старожильческого варианта русского языка, этот говор имел ряд фонетических и лексических особенностей, противопоставляющих его литературному русскому. Именно применительно к этому языку также используется термин «чуванский» (поскольку говорящие на нем называют себя чуванцами), но во избежание путаницы в этой статье мы будем называть этот язык «марковским».

I. 2. Общая характеристика

2. 2.1. Общая численность носителей языка и соответствующей этнической группы

Чуванский язык является мертвым, то есть в настоящее время говорящих на чуванском языке нет. Г. Майдель, путешествовавший в местах, заселенных чуванцами, в 1860-е—1870-е гг., отмечал, что ему не удалось найти ни одного чуванца, который бы знал свой язык. В. И. Иохельсон писал, что в 1890-м году все чуванцы, кочующие с оленями, говорили по-чукотски, а все оседлые чуванцы — по-русски. Но в 1821-м году еще можно было собрать материалы по этому языку — таким образом, чуванский язык исчез приблизительно во второй половине XIX века. С марковским языком дело обстоит сложнее и нетривиальнее — эту ситуацию описал в своих работах Н. Б. Вахтин. С одной стороны, объективно никто из чуванцев-марковцев уже не использует марковский язык с его яркими фонетическими особенностями и лексикой, отличной от современного русского литературного языка. С другой стороны, наличие собственного языка имеет важную эмблематическую функцию: марковский язык является маркером особой этнической самоидентификации, и по этой причине марковский нельзя признать исчезнувшим: для чуванцев достаточно особым образом проинтонировать фразу или вставить одно из пяти-шести собственно марковских слов во фразу, чтобы утверждать что они продолжают говорить по-марковски. То есть они признают язык свой язык живым и функционирующим вопреки тому, что с чисто лингвистической точки зрения они говорят на обычном русском языке. Как пишет Н. Б. Вахтин {ссылка на статью: https://eusp.org/sites/default/files/archive/et_dep/sborniki/trudy1/272_291.pdf}, «с точки зрения внешнего наблюдателя, марковский говор не существует как средство коммуникации. На нем не говорят, однако о его существовании помнят, к нему относятся с нежностью, его явно рассматривают как важный отличительный маркер «своих». При этом, с точки зрения жителей Маркова, по крайней мере большинства из них, этот говор существует и используется как полноценное средство общения, но это якобы происходит только в своей среде, подальше от посторонних ушей». Это происходит с языками тогда, когда в сообществе резко возрастает потребность поддержания идентичности — в этом случае достаточно, чтобы язык сохранял лишь одну из своих функций — функцию самоидентификации говорящих — для того, чтобы многие члены этого сообщества продолжали считать, что говорят на своем особом языке даже тогда, когда отличия этого особого языка в его современном состоянии от стандартного варианта (в данном случае от литературного русского) можно пересчитать на пальцах одной руки. Интересующимся ситуацией с марковским языком можно посоветовать прочитать статью Н. Б. Вахтина «Языковая смерть в функциональном аспекте: особенности функционирования марковского говора» {ссылка на статью: https://eusp.org/sites/default/files/archive/et_dep/sborniki/trudy1/272_291.pdf }, много о марковском и марковцах написано в книге Н. Б. Вахтина, Е. В. Головко и П. Швайцера «Русские старожилы Сибири. Социальные и символические аспекты самосознания» (Москва: Новое издательство. 2003).

Численность этнической группы по переписям ниже по возможности приводится отдельно для представителей двух этнических групп, представители которых называют себя чуванцами (чуванцы как единый этнос, языком которого был язык, родственный юкагирскому, к моменту проведения первой переписи уже перестал существовать). Параллельно с этим, когда это возможно, приводятся данные по тому, сколько чуванцев каким языком (русским или марковским) владели в этот период – однако необходимо помнить, что данные по владению языками являются в значительной мере гипотетическими. Согласно Всероссийской переписи 1897, оседлых чуванцев (говоривших по-русски) был 201 человек, а кочевых чуванцев (говоривших по-чукотски) было 318 человек. По переписи (похозяйственной) 1926—1927 годов, оседлых чуванцев было 389 человек, кочевых — 318 человек. Данные по двум этим переписям приводятся по работе Н. Б. Вахтина, Е. В. Головко и П. Швайцера «Русские старожилы Сибири. Социальные и символические аспекты самосознания» (Москва: Новое издательство. 2003). В переписях 1959, 1970 и 1979 года чуванцы как отдельная национальность вообще не фигурируют. Они опять появляются в переписи 1989 г., в соответствии с которой насчитывается 1511 чуванеца, из них 381 человек указал владение чукотским языком. По переписи 2002 г. чуванцев – 951 человек, из них из них 88 указало владение чукотским. В переписи 2010 учтено 897 чуванцев, из них 56 чел. указало на владение чукотским (и 47 человек назвали его родным). В переписи 2020 г. чуванцы учтены в количестве 900 чел.

I.2.2. Возрастная структура носителей.

Носителей мертвого чуванского языка нет. Как уже говорилось выше, объективно марковский язык как особый вариант русского уже не используется, однако среди чуванцев-марковцев он жив как маркер этнической самоидентификации. Точных цифр здесь привести невозможно, но (из общих соображений) среди представителей старшего поколения такое отношение к марковскому более распространено, чем сред молодежи.

I.2.3. Социолингвистическая характеристика.

I.2.3.1. Степень угрозы исчезновения

Чуванский язык уже является мертвым. Марковский, вероятно, разделит его участь: все лингвистические особенности марковского уже исчезли из речи русскоязычных чуванцев, вероятно, его значение как маркера этнической самоидентификации со временем также постепенно сойдет на нет. 

I.2.3.2. Использование в различных сферах.

Чуванский язык ни в одной сфере не используется. Ситуация с марковским уже описывалась выше, приведем цитату из работы Н. Б. Вахтина: «никакого марковского говора как языка внутриобщинной коммуникации не существует. С точки зрения внешнего наблюдателя, существование марковского говора — чистый миф. Этот язык не используется в повседневной речевой практике. В течение всего периода нашей полевой работы нам ни разу не удалось услышать, как люди реально говорят на этом языке. При этом мы множество раз слышали, как люди утверждают, что они (или кто-то другой) говорят на нем, или как они имитируют свою (или других людей) речь на этом языке, но никогда — как на нем разговаривают». [Н. Б. Вахтин. «Языковая смерть в функциональном аспекте: особенности функционирования марковского говора» {ссылка на статью: https://eusp.org/sites/default/files/archive/et_dep/sborniki/trudy1/272_291.pdf }] 

I.2.4. Информация о письменности и ее наличии.

Письменности ни на чуванском, ни на марковском никогда не существовало. Единственный существующий в языковом сообществе письменный памятник марковского — список марковских слов (около 170 единиц), его история описана Н. Б. Вахтиным: «Этот список был составлен на протяжении некоторого, довольно длительного времени двумя учительницами марковской школы. Составители опирались на собственную память, ходили по домам, опрашивали других марковцев, терпеливо пополняя свой список словами, которые им или другим жителям удавалось вспомнить». Список этот составлен с использованием русского алфавита.

I.3. Географическая характеристика:

I.3.1. Субъекты РФ, в которых представлены компактное проживание носителей языка .

Анадырский район Чукотского автономного округа России (носители марковского).

3.2. Общее количество населенных пунктов, в которых традиционно проживают носители языка.

В настоящее время на территории России чуванцы (носители марковского) проживают в единственном населенном пункте: в Марковском сельском поселении с центром в с. Марково Анадырского района Чукотского автономного округа России.

I.3.3. Список населенных пунктов  

Марковское сельское поселение с центром в с. Марково Анадырского района Чукотского автономного округа России.

I.4. Характеристика исторической динамики:

Здесь надо совсем кратко остановиться на истории чуванского этноса и взаимоотношений чуванцев с другими этносами данного региона, так как это имеет прямое отношение к вопросу о языке чуванцев. Первые исторические сведения о чуванцах появились в отчете Семена Дежнева о походе 1653 года на реку Пенжину, где он застает чуванцев, кочевых оленеводов, говоривших на языке, близком к юкагирскому. В отличие от чукчей, воинственно настроенных к русским отрядам, чуванцы довольно рано, уже в XVII веке, активно контактируют с русскими поселенцами. Постепенно чуванский этнос все отчетливее разделялся на две этнографические группы: первые, так называемые оседлые чуванцы, оставив кочевой образ жизни, поселились по берегам рек, восприняв культуру и язык русского старожильческого населения. Вторая группа чуванцев, напротив, попала под влияние оленных чукчей, присутствие которых на Анадыре с середины XVIII века усиливается (эти миграционные процессы также были спровоцированы столкновениями с русскими отрядами). Эта часть чуванцев перешла от оленеводства юкагирского типа к оленеводству чукотского типа, эти чуванцы говорят по-чукотски, однако сохраняют этническую самоидентификацию. В результате к концу XIX века чуванцы как единый этнос, представители которого кочевали между реками Анадырь и Колыма, говорили на языке, близком к юкагирскому и занимались оленеводством юкагирского типа, фактически исчезли. Вместе с ними исчезает и собственно чуванский язык. Но к этому периоду сформировались две новые этнографические группы чуванцев: В. И. Иохельсон  в 1890-е годы описывал «оленных чуванцев» (кочевали в верхнем течении Анадыря между чукотскими стойбищами, некоторые — также с коряками на Пенжине, говорили по-чукотски) и «чуванцев с ездовыми собаками», или, иначе, «речных чуванцев» (жили в Маркове и более мелких окрестных поселениях в среднем течении р. Анадырь, говорили по-русски). Потомки обрусевших чуванцев, которые начали селиться в среднем течении р. Анадырь в XVII в, затем в 1760-е годы под давлением чукчей переселились вместе с русскими на Колыму и Гижигу и вернулись вместе с русскими на Анадырь почти столетие спустя, дали начало особому субэтносу — чуванцам-марковцам.

II. Лингвистические данные

II.1. Положение в генеалогической классификации языков мира

Чуванский язык  — мертвый язык, относящийся к юкагирской семье языков вместе с омокским (также исчезнувшим) и северноюкагирским, или, иначе, тундренным юкагирским {ссылка на статью атласа} и южноюкагирским, или, иначе, колымским юкагирским {ссылка на статью атласа}. Иной точки зрения на лингвистический статус чуванского придерживается Ирина Николаева, ведущий специалист по истории юкагирских языков: она считает, что отличия чуванского от других вариантов староюкагирского (то есть юкагирского языка, известного нам по записям XVIII и XIX вв.) не столь значительны, и чуванский имеет скорее статус диалекта одного из юкагирских языков{ссылка на работу И. Николаевой https://brill.com/display/book/edcoll/9789401206365/B9789401206365-s021.xml}. Языки, относящиеся к юкагирской семье, являются генетически изолированными (то есть не имеют родственников среди других языков мира). Их часто относят вместе с енисейскими, чукотско-камчатскими, эскимосско-алеутскими и нивхским языком к группу так называемых «палеоазиатских языков», что в настоящее время является уже скорее данью традиции, нежели сколько-нибудь содержательной характеристикой перечисленных языков (палеоазиатский приблизительно означает «древнеазиатский», то есть предполагалось, что эти языки сохраняют черты языков наиболее древнего населения азиатских территорий). Е сть ряд значимых параллелей между юкагирскими языками и языками уральской семьи, однако в настоящее время большинство лингвистов склоняется к тому, чтобы интерпретировать эти параллели как результаты древних межъязыковых контактов, а не как свидетельство родства уральских и юкагирских языков.

Марковский язык сформировался на основе русских говоров. Установлено, что основным источником лексики марковского говора являются говоры северных областей Европейской России: олонецкий, архангельский, новгородский, псковский. Эти же диалекты легли в основу многих других локальных вариантов русского языка, возникших в смешанных поселениях Сибири и Дальнего Востока, история которых сходна с историей Маркова. Поэтому марковский имеет лексические параллели с языком русских Вилюйского округа, русскоустьинским (на Индигирке), языком колымских русских и камчадальским (на северной Камчатке). 

II.2. Диалектная ситуация

Фрагментарные материалы по чуванскому не позволяют выделить в его составе какие-либо варианты, марковский также не имеет диалектов.

II.3. Краткая история изучения языка

Чуванский язык известен нам по фрагментарным записям XVIII и XIX веков: это п ереводы 22 фраз, записанных в 1781 асессором И. Бенцингом, и 210 слов, записанных в 1821 году мичманом Ф.Ф. Матюшкиным, участником экспедиции Ф. П. Врангеля (1820–1824 гг. {ссылка на краткие сведения об экспедиции: http://bsk.nios.ru/enciklodediya/vrangelya-ekspediciya } . Материалы Матюшкина опубликованы: Матюшкин Ф. Ф., Собрание слов чуванского и омокского языков, в кн.: Врангель Ф. П., Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершённое в 1820—1824 гг., ч. 2, Прибавления, СПБ, 1841. Перечисленные материалы проанализированы в следующих лингвистических работах: 

Schiefner A., Beiträge zur Kenntniss der jukagirischen Sprache, «Bulletin de l’Académie Impériale des Sciences de St.-Pétersbourg», 1871, t. XVI, № 4;

Tailleur O. G., Le dialecte tchouvane du youkaghir, «Ural-Altaische Jahrbücher», Wiesbaden, 1962, Bd 34. Р. 55–99.

2. Nikolaeva. Chuvan and Omok languages? // Evidence and Counter-Evidence: Essays in Honour of Frederik Kortlandt, Volume 2. Amsterdam–New York: Rodopi, 2008. P. 313–336.
3. Nikolaeva. A Historical Dictionary of Yukaghir. Berlin–New York: Mouton de Gruyter, 2006.

Основные публикации материалов по марковскому следующие: 

Г. В. Зотов. К изучению русских говоров Магаданской области // Учен. зап. Магаданского пединститута. Вып. 1. 1963. С. 3–22. (фонетическое описание и несколько текстов).

К. М. Браславец. Фонетические черты говора обрусевших чуванцев // Материалы межвузовской конференции по проблемам советской литературы, фольклора и говоров Дальнего Востока. Хабаровск, 1968. С. 76–85. (анализ фонетических особенностей говора с опорой на работы предыдущих исследователей и собственные полевые данные).

К. М. Браславец. О фольклоре обрусевших чуванцев села Марково на Анадыре // Вопросы теории русского языка и диалектология. Хабаровск, 1975. С. 166–183. (несколько текстов).

Н. Б. Вахтин. Языковая смерть в функциональном аспекте: особенности функционирования марковского говора. // Европейский университет в Санкт-Петербурге. Труды факультета этнологии. Вып.1. 2001. С. 272–291. (социолингвистическая ситуация; публикация и анализ лексических материалов).

Н. Б. Вахтин, Е. В. Головко, П. Швайцер. «Русские старожилы Сибири. Социальные и символические аспекты самосознания». Москва: Новое издательство. 2003 (много об истории и современном функционировании марковского, в т.ч. фрагменты интервью с марковцами).

II.4. Основные лингвистические сведения (фонетика, грамматика, лексика).

II.4.1. Фонетика

Вокализм

Чуванский язык . Как уже говорилось, записи по чуванскому являются фрагментарными, и к тому же донаучными: авторы этих записей не имели специальной лингвистической подготовки. Поэтому мы не можем составить точное представление о системе звуков чуванского языка. Предположительно можно выделить на основе записей пять основных гласных: а , е , е , о , u и ряд дифтонгов, таких, как ei , uo и т.д. В близких к чуванскому северноюкагирском и южноюкагирском все гласные имеют краткий и долгий вариант, но в имеющихся записях по чуванскому нет никаких специальных помет, которые отражали бы долготу гласных. Можно предполагать, что в чуванском действовала гармония гласных по признаку огубленности: это значит, что гласный в суффиксе уподоблялся последнему гласному основу. А именно, если в последнем слоге основы был огубленный гласный, гласный суффикса также должен был быть огубленным, а если нет — то нет, ср. andre-le ‘языком’, но inemo-lo ‘ушами’. 

Марковский язык. Поскольку марковский язык, как уже неоднократно отмечалось выше, сформировался на основе русского, мы не будем характеризовать его систему звуков в целом, но сосредоточимся только на основных его отличиях от стандартного русского языка.

Марковский говор относится к так называемым «окающим» говорам, то есть в нем не произошла характерная для литературного русского редукция о и а в безударном слоге: если в русском мы не можем на слух различить гласный первого слога в словах варёный и ворона (почему на уроках русского языка и проходят правило проверки безударных гласных), в марковском говоре о и а употребляются исторически правильно во всех безударных слога: в Марково произносят г о вор’ил’и , но ск а зал’и (здесь и далее формы марковского говора будут даваться в транскрипции). Иногда о может заменять собой а : по о нбарам (по амбарам), нак о лила (= раскалила). У гласного о сильно выражена огубленность, и в некоторых словах он переходит в у : к у вал (= ковал), краш у валиша (= красовались).

Безударный е в марковском говоре перешел в и : дол и тел (= долетел), д и р и ванный (= деревянный).

После мягких согласных (а также ц ) перед твердым согласным и на конце слова e переходит в ё : ц ё ловек (= человек), двизени ё (/двизениjё/ = движение).

В марковском стягиваются сочетания «гласный + j + гласный»: брос а т (= бросает /бросаjет/), жн а т (= знает)

Гласный ы (в особенности после губных согласных) произносится как и , незначительно смягчая предшествующий ему звук: в и (= вы), р и бу (=рыбу), б и штро (= быстро).

Консонантизм

Чуванский язык . Система консонантизма чуванского, вероятно, была достаточно богата (и, видимо, в основных чертах близка к юкагирской, так что интересующихся более систематическим описанием фонологических систем такого типа в близкородственном языке можно отослать к статьям по северноюкагирскому и южноюкагирскому). Попытка построить таблицу согласных фонем на основе остаточно непоследовательных записей не привела бы к удовлетворительному результату. Поэтому здесь мы позволим себе упомянуть только одну яркую черту чуванского (объединяющую его с юкагирским): достаточно частотные сочетания согласных; первым компонентом таких сочетаний чаще всего (но не обязательно) выступает сонант, например: po mg ogon ‘медь’, la nd ygik ‘танцевать’, xo md amu ‘осень’, ma ndž ea ‘огонь’, ka mb onyj ‘быть широким’, xa nb o ‘ладонь’, o mn e ‘люди’, e rp eja ‘эвен’ и т.п.

Марковский . Как и в случае вокализма, для марковского описываются только те основные черты консонантизма, которые отличают его от стандартного русского.

Согласный в заменяется перед согласным на х : за х тро (= завтра), виро х ка (= веревка). 

Вместо ч произносится ц’ : цяй (= чай), на ц яльство (= начальство), иногда ш : зашем (зачем).

Вместо т’ произносился ц’ , вместо д’ — д’з’ : ц имо (= темя), будзь (= будь). ы

Вместо ш произносится с , вместо ж произносится з: ме с ок (=мешок), бау с ка (= бабушка). Но нередка и обратная мена: употребление ш вместо с : ш тарик (= старик). 

В марковском говоре все мягкие губные согласные заменяются твердыми: кро в (= кровь), из-за ти б а (=из-за тебя), м аккой (= мягкий)

II.4.2. Морфология

II.4.2.1. Общая характеристика

Поскольку текстов на чуванском языке записано не было, сведений о грамматике этого языка у нас практически нет. Ограниченное число грамматических показателей можно выделить в словарных списках и паре десятков записанных (не всегда точно) предложений; идентифицировать эти показатели можно благодаря сопоставлению с материалом родственного юкагирского языка. Что касается функций выделенных показателей — можно только экстраполировать на чуванские данные то, что мы знаем об употреблении соответствующих показателей в юкагирском (хотя необходимо помнить, что и в близкородственных языках значения совпадающих грамматических показателей могут различаться). 

С морфологической точки зрения чуванский является языком агглютинативного типа. Большинство показателей, выделенных для чуванского, представляют собой суффиксы, помимо единственного префиксального показателя отрицания oi - ( oi -li onmi дословно ‘не имеется души’, что означает ‘его избили’, ср. схожее русское выражение и дух из него вон ). В родственном юкагирском языке префиксация также представлена и также ограниченно (отрицание также выражается префиксом, с которым совпадает чуванский показатель). 

Что касается морфологии марковского, то во всяком случае в текстах 1960-х—1970-х годов (как, естественно, и в более поздних текстах) она не отличается от морфологии стандартного русского языка.

II.4.2.2. Морфология имени

При сопоставлении с материалом юкагирского у имени в чуванском можно выделить следующие формы (поскольку про функции соответствующих падежей в чуванском сказать мы ничего не можем, справедливее будет отослать читателя к разделу о морфологии имени в юкагирском {ссылка}, прочтя который, он может составить себе некоторое представление о том, как могли бы употребляться соответствующие формы в чуванском):

- форму с нулевым показателем, которую можно соотнести с «исходным» (либо с «нейтральным») падежом юкагирского;

- форму с суффиксом -k / -g / -x и форму с суффиксом -la / -lo / -le , которые, вероятно, соотносятся с «фокусным» падежом юкагирского;

- для пространственных падежей имеем показатели: - gi(n) (= дательный падеж в юкагирском), -(n)ga (= локатив в юкагирском), - (n)gat (= аблатив в юкагирском), -gan (= пролатив в юкагирском).

Можно выделить в чуванском также притяжательный показатель 3 л. ед.ч. - gi . Притяжательные показатели указывают на то, кому принадлежит предмет. В отличие от многих других языков мира, в том числе в отличие от многих языков Сибири (например, тюркских, самодийских, тунгусо-маньчжурских и др.), в которых представлены притяжательные показатели всех лиц и чисел (‘мой’, ‘твой’, ‘его/ее’, ‘наш’, ‘ваш’, ‘их’), в юкагирском есть единственный притяжательный показатель — суффикс со значением ‘его, ее’, который употребляется тогда, когда обладатель предмета не совпадает с лицом, обозначенным подлежащим предложения. В юкагирском этот показатель имеет форму - gi в «исходном», «нейтральном» и «фокусном» падежах — видимо, чуванский притяжательный показатель 3 л. ед.ч. - gi можно соотнести именно с ним: jata-gi ‘ее муж’. 

II.4.2.3. Морфология глагола

Сопоставление с юкагирским материалом позволяет выделить некоторые глагольные показатели в чуванских материалах. Судя по показателям, в чуванском, как и в юкагирском, различается спряжение переходных и непереходных глаголов. Далее, в изъявительном наклонении глаголы, вероятно, имеют, как и в юкагирском разные формы, употребляющиеся в предложениях с разным логическим ударением (о том, как функционирует такая система, можно узнать из статьи по юкагирскому {ссылка на раздел про глагольную морфологию в юкагирской статье}. Для чуванского зафиксирован показатель -j / -i ( no- i - Ø ‘он смеется’, nendi- i -le ‘мы говорим’), который можно соотнести с юкагирским показателем - je так называемой «главной серии» непереходных глаголов, нулевой показатель 1 л. ед.ч. ( nugie- Ø ‘я видел что-либо ’), показатель - j 1 л. мн.ч. ( onde lugu- j ‘мы пьем воду’) и показатель - m 3 л. ед.ч. ‘он любит кого-либо ’), которые можно соотнести с юкагирскими показателями той же формы и с тем же значением из парадигмы «главной серии» переходных глаголов. В юкагирском языке переходные глаголы имеют особые показатели в том случае, если логическое ударение падает на объект (например ‘она пила воду (а не молоко)’), а непереходные — в том случае, если логическое ударение падает на субъект (‘ Петя пришел (а не Коля)’). Для чуванского встретились только показатели 3-го лица. А именно, показатель 3 лица непереходного глагола при логическом выделении субъекта - l ( elend’u- l ‘ он-то отсутствует, его-то нет’) и, возможно, показатель 3 лица переходного глагола при логическом выделении oбъекта - mula ( lompyj a- mula ‘ что он делает?’). Оба показателя фонетически близки к соответствующим юкагирским показателям. 

В юкагирском представлена расширенная императивная парадигма (все формы, кроме 1 л. ед.ч.), в чуванских материалах встретилась только форма 2 л. ед.ч. (которая, конечно, является самой частотной из всех побудительных форм): meini- k ilvylo! ‘поймай оленя!’.

II.4.2.4. Числительные

В чуванском достаточно любопытная система числительных (отличающаяся от юкагирской:

tudole ‘один’ (в тундренном и колымском юкагирском это слово является местоимением третьего лица единственного числа ‘он, она’);

kujun, kujen ‘два’;

jalon, jalgon ‘три’;

ńagon ‘четыре’;

em-gangon, axt-em-xanbo ‘пять’: em-gangon переводится как ‘рука целиком’, axt-em-xanbo — как ‘только рука целиком’ (в колымском юкагирском ‘пять’ обозначается как ńə-γanbo ‘ладонь целиком’, в тундренном — im-dal’da ‘вся рука’);

imoxanbo tudole ‘шесть’: дословно ‘пять и один’ (в юкагирском ‘шесть’ обозначается как malγi-ja:lo:- ‘соединенные три’);

imoxanbo kijon ‘семь’ : дословно: ‘пять и два’ (в юкагирском ‘семь’ обозначается как pur-ki ‘сверху два’ — то есть обозначается переход счета на вторую руку после пятерки);

imoxanba jalgan ‘восемь’: дословно ‘пять и три’ (в юкагирском ‘восемь’ обозначается как malγ-ilek- ‘соединенные четыре’);

imoxanba ńagan ‘девять’ : дословно ‘пять и четыре’ (в колымском юкагирском ‘девять’ обозначается как kun-erkil’d’o , где первый компонент kun означает ‘десять’, а компонент erk рассматривается как идентичный числительному irk ‘один’, то есть ‘девять’ = ‘один [до] десяти’. В тундренном юкагирском числительное ‘девять’ имеет форму walqərum -. Первый компонент wal- , вероятно, можно идентифицировать как основу со значением ‘другой, еще один’, ср. wal-be ‘друг’ ; wal'-yare ‘ половина; компаньон; противник’, то есть ‘девять’ = ‘еще один [до] десяти’);

xambo megii ‘десять’: дословно ‘соединенные пять’ или ‘соединенные две руки’ (в юкагирском есть специальное числительное ‘десять’).

II.4.2.5. Лексика

Лексика чуванского близка к юкагирской: в работе [Tailleur 1962] проанализированы 237 слов чуванского языка, из них 211 слов идентифицированы как имеющие параллели в юкагирских языках (надо учитывать, что какие-то слова могли быть не идентифицированы из-за неточностях в записи).

Лексика марковского , отличная от лексики литературного русского языка, восходит к старожильческим говорам Сибири и Дальнего Востока, которые, в свою очередь, связаны с говорами северных областей Европейской России. Ниже приводятся списки собственно марковских слов по работе Н. Б. Вахтина «Языковая смерть в функциональном аспекте: особенности функционирования марковского говора»:

ба́ить ‘говорить, разговаривать’

бито́к ‘заплечнай посудина или корзина для переноски ягод’

враку́н ‘враль’

га́литься ‘насмехаться’

глы́за ‘комок; камень’

голк ‘шум, звук (например, выстрела)’

девья́ ‘хорошо, верно, правда’

залехти́лась ‘запыхалась’

ка́рбас ‘большая лодка на несколько человек’

ко́поть ‘пыль’

ку́рма ‘кофта с длинными рукавами’

ли́хо ‘хочется спать’ (также, например, в архангельских и новгородских говорах)

напрохо́д ‘сразу’

па́рка ‘женская кухлянка с капюшоном из неблюя’ (это слово в таком значении распространено в сибирских и дальневосточных говорах, изначально оно заимствовано в русский из ненецкого)

ба́тя ‘брат (? старший)’

бедни́тся ‘обижается’

взабо́ль ‘правда’

де́ва ‘обращение к молодой женщине, девушке’

дедю́са ‘дедушка’

кай буть ‘кое-как, как-то, нормально’

колтуны́ ‘части рыболовных статей’

кры́льца ‘лопатки’

ле́тник ‘рыбалка, место летней рыбалки’

лы́ва ‘лужа’

наги́сная ‘голая’

не́доросль ‘короткошерстная шкура оленя’

посте́ль ‘большая толстая оленья шкура’

родни́к ‘родственник’

столе́тница ‘разделочная доска’

Некоторые слова марковского имеют параллели в языках коренных народов Сибири и Дальнего Востока, однако, поскольку эти слова представлены также в других старожильческих говорах, следует предполагать, что в марковский они пришли также через посредство русского. Примером может служить марковское слово алык ‘ремни собачьей упряжи’. Это культурный термин, представленный, с одной стороны, в архангельских, сибирских, камчатских говорах русского языка, с другой — в эвенкийском, в хантыйском (куда он попал, вероятно, через посредство эвенкийского), в коми, в якутском, в юкагирском, в кетском (в последние четыре языка он попал вероятно именно через посредничество русских говоров — как и в чуванский).

Некоторые слова могли, однако, прийти в марковский и из чуванского, ср. марковское слово тирка́ны ‘две палочки, воткнутые в землю (ловушка для горностая)’ — это слово имеет соответствие в юкагирском čerken ‘ловушка для горностая’ (куда оно, в свою очередь, было заимствовано из эвенского): возможно, что соответствующее слово было и в близком к юкагирскому чуванском, и из чуванского оно могло попасть в марковский. Также ср. марковское а́буска ‘поцелуй’ и юкагирское uba - ‘целовать’ (родственное юкагирскому слово могло быть и в чуванском).

III. Иллюстративные материалы

1. Образцы текстов (в орфографии или в транскрипции).

Текстов на чуванском языке нет. На марковском приводится несколько текстов в транскрипции.

1. Отрывок сказки (по мотивам «Царевны-лягушки»), опубликована К. М. Браславцом в 1975 г., рассказала У. А. Шитикова.

Самой меньсой стрэлил — у нео уппала в морэ. Стрэла-то. Это хто такоё? У них хоросо уппали, у одноо миня море. Отцео это? Вдрух лигушка виходит из мора. Лигушка виходит, иму стрелу подаёт:

— Ква-ква, вот я сузена.

Ну, он цё? Бился-билса, да и взал иё. Посли на свадьбу-то. Хотят свадьбу-то делать. Она иму и говорит:

— Ты попирет пойдёс миня. Лягусецья коза вэсиця, ты иё никуды ни дивай.

Он посол напирёт, лигусья-то вэсиця козуска. Он взял да иё оппалил в огне. Квакушка лягушкой так и осталаса, дехка ни была. Так лигушой стала. А хшэ так хоросо зынилис.

2. Фрагмент интервью с Иваном Афанасьевичем Дьячковым (рассказ о жизни), опубликован Г. В. Зотовым в 1963 г.

— От’эЦ у м’ин’Э с Кулум’И пр’исОу, а д’Эда йА ус н’э знАйу, от’Эц-то с Кулум’И… А зд’Эс’ Он зэн’илс’а, ц’увАнку вз’Ау.

{— Отец тоже чуванец?}

— Тозо ц’увАн’ец. Зд’Эс’а од’н’И ц’увАн’ци коц’Ийус’с’ийэ, а друг’Ийэ ос’Эдлыйэ. Коц’Уйус’с’ийэ с табунАми ход’Или.

{— А что в табунах?}

— Ол’Эн’и. Ос’Одлыйэ в домАх з’Ил’и.

{— А вы себя считаете чуванцами или русскими?}

— Ц’увАнцам’и.

{— Есть в Маркове русские, старые люди?}

— ЙЭс’… Руск’их-то ус зд’Эс’ н’Ет… ВОт н’эдАвно стАл’и пр’ийэззАт’.

{— А те казаки, которые раньше были?}

— А казАк’и… с П’этропАвловска ил’и откУда он’И пр’ийэззАл’и… ит’ зд’Эс’ уйЭздной нац’Ал’н’ик бЫу. ВОт он’И с Эт’им нац’Ал’н’иком пр’ийэззАл’и.

{— А жителей не было?}

— Э-э, н’Эт, н’Э было.

{— Иван Афанасьевич, а ведь фамилия-то у Вас русская — Дьячков и зовут Вас по-русски Иван Афанасьевич. Как это получилось?}

— Ус йА н’э могУ сказАт’, откУда Это полуц’Илос’.

{— Отец у Вас чуванец был?}

— Ц’увАнец.

{— А звали его по-русски — Афанасий. Как отчество отца?}

— Лук’Иц’.

{— Вот и деда звали по-русски Лука и фамилия Дьячков.}

— Вот он’И с Кулум’И от’Эц-то суд’И пр’ийЭхал’и…

{— Вас крестили?}

— Кр’Эс’т’Ил’и, Это НатАса… вот посл’Эдн’уйу мойУ дОц’ пОп окр’эс’т’Ил. Это мойА дОц’… Это ф тр’ицАтом годУ.

{— А поп русский был?}

— НАц’ит от’Эц у н’эвО рУсской б’Ил, а Он-то урозд’Эн’эц… Зд’Эшн’ей урозд’Эн’эц.

{— А где же он на попа выучился?}

— От’Эц у н’эвО пОп… ТогдА тАк: йЭсл’и тЫ пОп, то сЫн-то фс’О равнО на попА ыл’и на д’Акона, отАк-то уц’Ил’и. И потОм Он уйЭхал туд’И ф П’этропАвлофск, кол’, куд’Ил’и, тамоко йэвО ы посв’эт’Ил’и попОм. Он суд’И потОм прийЭхал попОм. И зд’эс’ Он кАжэцца ы зд’Эc'а Ум’эр.

ВОт рАнсЭ… т’Отка у мн’Эб йЭсл’и Утром фстАн’эш, тЫ снац’Ала оммойс’аб а потом… тЫ кр’эс’т’Ис’, бОгу мол’Ис. ПокА н’э помОл’ис’с’а, тЫ н’э покУшаш. А в’Эц’эром л’ожЫцца, покА тЫ н’э помОл’ис’с’а, дык тЫ н’э поУжынаш… н’э дайЭт н’икак.

{— А где жила тетка?}

— Зд’Эс’ жылА, в Марково, покА Утром н’э посОл’ис’с’а, дык т’И н’э покУшаш…

{— А старинное село Марково?}

— О-оо. Это давн’Ишн’эйэ…

{— Примерно сколько лет?}

— Ну, пр’им’Эрно, позАлуй Около тр’Иста л’Эт томУ назАт. Это стар’Инной пос’Олок. Ы вОд зд’Эс’ н’Э тОл’ко зд’Эс’ в Марково з’Ил’и, вОт напрОт’иф тАм, на тОй сторон’Э, тОзо з’Ил’и л’Уд’и. ТогдА тАк: комУ гд’Э лУтц’э, тОт ы з’ив’От. Пр’м’Эрно Он тудЫ оп’Эт’ жыв’От… Обл’убувАл, ну пр’им’Эрно к’илом’Этроф п’ат’, Он тудЫ оп’Эт’, п’эр’эхОд’ит, рАн’сэ тАк з’Ил’и.  

3. Текст песни, записанной от Ивана Афанасьевича Дьячкова, опубликован К. М. Браславцом в 1975 г.

На вицорну зоруску приглядно смотру

Как на этой зоруски много чястых звест.

Как одна-то звездочка, она больсе фсех,

Она больсе фсех и низакатная.

Как одна ты, звездочка, с неба больно сорвалась,

Как и пала, звездочка, мать сыру зимлю,

Как засипала звездочку хрушчатым писком.

Не забуду те, голубушка, до скончання век.

Почиму ты у мне била одна на́ сирцэ.

А типэр кода я тибе забуду?

Тогда, коды я ни буду.

2. Аудиозаписи речи.

Аудиозаписей ни на чуванском, ни на марковском нет (аудиозаписи марковского делал Г. В. Зотов: в его публикации 1963 г. сказано, что тексты расшифрованы с магнитофонных записей, но судьба этих пленок нам неизвестна). 

3. Видеозаписи речи.

Видеозаписей ни на чуванском, ни на марковском нет. 

4. Фото носителей языка.

Чуванка Валентина Косыгина, заслуженный врач РСФСР, 1970-е гг. )

Источник фото выше: https://magadansky.livejournal.com/178801.html

(аэропорт Марково)

(улицы Марково)

Источник фото ниже: https://smolbattle.ru/threads/%D1%81-%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BE-%D0%90%D0%BD%D0%B0%D0%B4%D1%8B%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%80%D0%B0%D0%B9%D0%BE%D0%BD-%D0%A7%D1%83%D0%BA%D0%BE%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%B0%D0%B2%D1%82%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%BD%D1%8B%D0%B9-%D0%BE%D0%BA%D1%80%D1%83%D0%B3-%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B8.61044/  

Церковь и дом. с.Марково. 1901 год.

Свадьба. Церковь. с.Марково. 1901 год.

Ан-2 в аэропорту с.Марково. 1958-1965 гг.

Собачья упряжка. с.Марково. 1901 год.

Дома в Марково. 1897-1902 гг.

Наводнение в с.Марково. 1980-1985 гг. Фото из архива жительницы села Марково: Н.А. Ковригиной

Последний сохранившийся дом XIX века в селе Марково. 1999 год.

Представитель малочисленной северной народности чуванцев В.П. Брагина возле последнего из сохранившихся в селе Марково Анадырского района домов XIX века.

Дом построен из лиственницы.

В Марково очень долгое время существовал народный ансамбль "Марковские вечёрки", исполнявший русские народные песни 17-18 веков.

Проводы зимы

5. Краткая библиография (учебные материалы, грамматики, словари).

В каждом подразделе библиографии отмечаются отдельно материалы по чуванскому, отдельно — по марковскому. 

Грамматики

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет

Словари

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

Сборники текстов

Чуванский

Нет.

Марковский

Несколько текстов опубликовано в следующих работах:

Г. В. Зотов. К изучению русских говоров Магаданской области // Учен. зап. Магаданского пединститута. Вып. 1. 1963. 

К. М. Браславец. О фольклоре обрусевших чуванцев села Марково на Анадыре // Вопросы теории русского языка и диалектология. Хабаровск, 1975.

6. Архивные материалы

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

7. Карты распространения языка:

IV. Информация о внешних ресурсах

IV.1. Ресурсы по ревитализации

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

IV.2. Учебные материалы

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

IV.3. Видеолекции по языку

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

IV.5. Интерактивные словари

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

IV.6. Лингвистические корпуса

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

IV.7. Медиа

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.

IV.8. Информационные лингвистические ресурсы

Чуванский

Нет.

Марковский

Нет.